Света Каверина — независимая художница, живёт и работает в Амстердаме, Нидерланды. В интервью Света рассказывает о ритуалах и привычках в своей работе, делится опытом создания значимых проектов и сложностями, с которыми сталкивается, а также о том, как коллекционирование фотокниг повлияло на её художественную практику.

Света, очень рада, что согласилась ответить на несколько моих вопросов! Для меня ты уникальный автор: в течение последнего года тебе удалось завершить три проекта, выпустить две фотокниги, а также практически завершить свой четвёртый проект про Море. Расскажи, как тебе удаётся быть такой продуктивной?

Вопрос твой, дорогая Вика, так сформулирован, что как бы содержит в себе мое заведомое согласие с тем, что я продуктивна. Но это не так. Внутри моей работы и жизни это так не ощущается. Я часто ленюсь, медлю, намеренно даю себе время на паузы, переключаю род деятельности. И нередко думаю, что ничего не успеваю. При этом я осознаю, что в прошлом году объективно многое сумела довершить, да и новый год начался стремительно — участием в двух выставках и стартом подготовки к японскому воркшопу по фотокнигам в RSP.

Мне кажется, что если и можно говорить о моей продуктивности, то объясняется она довольно просто и для меня не комплиментарно. Я так долго не понимала, куда мне двигаться в фотографии, что как только поняла — как лошадка, застоявшаяся в стойле, понеслась вскачь. Мне нужно успеть сказать это и это. Возможно, в будущем я перейду на более благородную художественную рысь, и научусь делать проекты по 2-3 года каждый, или даже того дольше и вдумчивей. Хотя сомневаюсь, мне кажется, это не мой ритм размышления. 

Из книги «The Garden of Earthly Delights» 

Как выглядит твой процесс работы? Есть ли у тебя определённые ритуалы или привычки?

Одной из книг, сформировавших мою художественную рутину, стала «Искусство и страх» Бейлса и Орланда. Я этот гид по выживанию для современного художника, как его называют авторы, впервые прочла в лаборатории Private Image, и он многое для меня разъяснил. Он, и правила семьи Вудманов, о которых я прочла в предисловии к одному из своих бесчисленных изданий Франчески Вудман. Ее родители-художники жили только по законам искусства и детям сызмальства предлагали только один вид деятельности — догадываетесь, какой? Go and make art, да-да, и в субботу с воскресеньем тоже. «Our children learned that art is a very high priority—it’s got to be done. You don’t mess around, you don’t go off and do hobbies on a Sunday or something like that. You make art», — вот точная цитата Джорджа Вудмана. И это простое и строгое напутствие — иди и делай искусство (в книге «Искусство и страх» говорится, в сущности, о том же) — произвело в моем внутреннем мире революцию, в которой пролетарские массы быстро и бескровно одержали победу над элитами. Я разрешила себе быть художником, вернее, я поняла, что никакого разрешения мне не требуется. Я художник в силу того, что регулярно и неустанно занимаюсь художественной деятельностью. Так же как сапожник это тот, кто тачает сапоги.

Одновременно я поняла, как важно — не знаю, как сапожнику, но художнику точно — не  прерываться ни на день. Хотя виды художественной деятельности могут быть очень разные, и, вообще-то говоря, полезно их все время чередовать. Когда я могу, и когда проект в фазе активного производства — я иду и снимаю. Когда не могу — иду и читаю, книги ли по истории/теории/психологии творчества, другого рода нон-фикшн на интересующие меня темы или даже — почему бы и нет? — художественную литературу. Когда и читать не могу — просто думаю о проекте, или о себе, или еще о чем-либо, имеющем отношение к моей художественной практике. Я уже не говорю о продвижении — бесконечном выматывающем процессе рассылки на опен коллы и в разнообразные издания, в нем я, впрочем, тоже иногда нахожу своеобразное удовольствие.

Кроме того, я все время учусь. И для меня это безусловно важная часть художественной практики, больше того — многие мои проекты рождаются из домашних заданий, иногда на стыке тематики нескольких лабораторий сразу. Сейчас я учусь у Феодоры Каплан на Современных опытах фотографии в Докдокдоке. Снова иду на белградскую лабораторию к Оле Матвеевой и Лене Аносовой. У тебя в Private Image я сейчас уже не припомню на каком по очередности курсе, кажется, на четвертом, и собираюсь пойти на следующий. Училась в лаборатории книжной телесности Букелаб и в лаборатории Низины.

Летом еду в Японию к Юми Гото и Яну Росселу. Учеба помогает мне держать себя в хорошем творческом тонусе.

Из инстаграма Светы

Какой твой проект стал для тебя самым важным опытом? Почему?

Я порядком потрудилась, раздумывая над этим вопросом, и отвечу, что, по всей видимости, самый первый (*«Fly in Amber»). Как и положено перворожденному проекту, давался он мне долго и мучительно, сперва я не понимала, с какой стороны вообще к нему подступиться, знала только, что его надо выдернуть из себя как занозу. Работала я над ним в разное время с разными кураторами, с целым полком кураторов! Начинала на первом курсе по портрету с тобой, доделывала с Кристиной Сергеевой, книжку начинала делать с Аллой Мировской и завершила с Олей Матвеевой. А дальше в права вступила белградская типография, где книга пролежала без движения целых полгода, и вот только на прошлой неделе я ее увидела своими глазами и забрала с собой из Белграда в Амстердам.

Только сейчас я ощущаю этот проект полностью завершенным, и думаю, что мне обязательно надо было делать его так трудно, как это временами происходило, взаимодействовать именно с таким количеством кураторов, какое на этом проекте случилось, чтобы понять, какого рода супервизия для меня хороша, а какой я в будущем постараюсь избегать. Я точно закалилась в его горниле как та сталь, выжила, и стала более уверенным в себе автором, хотя, казалось бы, могла всякой уверенности, наоборот, лишиться.

Из проекта «Fly in Amber»

С какими основными трудностями ты сталкиваешься в своей практике? Что помогает тебе продолжать работу несмотря ни на что?

Честно говоря, самое трудное наступает для меня именно по завершении проекта. У меня никогда нет этой проблемы во время работы — я не оцениваю себя, я просто иду и делаю, смотрю на маленький участок дороги прямо перед собой, стараюсь не отмерять расстояние до конечной цели, иначе мне ее не достигнуть. А вот после окончания работы над проектом происходит такой всплеск эмоций, который я бы хотела научиться обуздывать.

Эмоциональные качели то подбрасывают меня наверх, к полному восторгу и удовлетворению от сделанного, то скидывают в самую глубокую яму самокритики и недовольства собой. Причем переход от одного полюса к другому может занимать всего лишь минуты. Меня такое биполярное расстройство самооценки не устраивает, и я положила себе с ним бороться по мере сил. Авторская зрелость, по всей видимости, определяется и умением контролировать оценочные суждения в собственный адрес, не увлекаться ни хулой, ни похвалой, и до такого рода зрелости мне пока далеко.

Помогает двигаться дальше новое сосредоточение на процессе, новая идея, новый интерес, адреналин нового художественного поиска. 

Из проекта «I am the Sea»

Что было самым ценным в твоём опыте обучения в лаборатории Private Image?

Самым ценным было все. С твоей лаборатории все началось, началась я как художник. Помнишь, в конце какого-то из курсов я шутила, что лежала до тебя недвижимым глиняным големом, а ты вдохнула в меня воздух, и я встала и пошла на неуверенных, но быстрых ногах, а потом даже побежала. В этой шутке все правда. Я шла к тебе в лабораторию с большой опаской. У меня почти 10 лет назад был травмирующий опыт учебы в известной фотошколе, и меня испепелило еще на входе в поле современного искусства. Я тогда просто поставила камеру на полку и лет пять к ней не притрагивалась. И боялась повторения этого опыта.

Но опыт получился другим. Для меня лаборатория Private Image это зеркало, которое отвечает на самые разные вопросы про меня как художника. Еще она — борхесовская библиотека, где можно найти всех искомых и потерянных. Восхищаюсь твоим умением отыскать в своих бесконечных аккуратных папочках необходимый референс для каждого вопрошающего. Но главное, что для меня это абсолютно safe space для роста, исследования, рождения вопросов и поиска ответов.

Из дневника, который Света вела в рамках проектной Лаборатории

Я также с большим интересом слежу за твоим каналом «Портреты и котлеты», где ты делишься видеообзорами на фотокниги из своей коллекции. Расскажи, пожалуйста, как повлияло на твою художественную практику коллекционирование фотокниг?

Мне кажется, эти два процесса каким-то сложным образом развиваются параллельно и подпитывают друг друга. Интерес к фотокниге, книге как объекту, является центральным для моей практики, любой проект в конечном итоге я вижу как будущую книгу. Без этого он не заканчивается, не ощущается завершенным.

Если говорить о взаимном влиянии коллекционирования и собственной работы, то, с одной стороны, взаимодействие с творчеством других художников, понятное дело, обогащает меня как автора. Причем с самых разных сторон — прежде всего образовывает, обучает, дает сильнейшие творческие импульсы — не подражать, а делать совершенно другое, свое, из одинаковой или смежной точки. И коллекционирование дает здесь возможность безграничного обладания этими чужими плодами, референсами на любой случай творческой нужды. Моя полка, полная книжных сокровищ, всегда под рукой, когда я работаю.

С другой стороны, интересно то, как личное творчество начинает преобразовывать мои вкусы и выборы. Мои эстетические полюса остаются на прежних позициях, но новые интересы диктуют неожиданные изменения маршрута желаний. Многие книги, которые вошли в мою коллекцию недавно, вряд ли бы оказались в ней в первое время собирательства.

Быть художником для тебя сегодня — это про что?

По большому счету, мне кажется, художник сегодня то же самое, что художник вчера и позавчера. Да, конечно, современный художник отличается от художника сто лет назад, и искусство его другое, но разве стал он сам другим? Может быть, он стал менее смертным? Менее уязвимым перед лицом своих и чужих заблуждений? Разве не откликается он так же, как прежде, на современные ему социальные противоречия? Не упирается в те же экзистенциальные тупики? 

Визуальные средства изменились радикально, постоянно меняется статус искусства и художника. Фотография как ни один другой медиум за не очень в общем долгую свою историю успела побывать в самых разных положениях относительно музейного пространства — и в центральных залах, и за его дверьми, и снова внутри музея. Но это, на мой взгляд, не делает другим того, кого мы называем художником. Тут может, как обычно, начаться битва формулировок, но ни у кого нет мандата на единственно правильную. Художник, по-моему, это просто тот, кто умеет хорошо думать на языке визуальности. И занимается  этим постоянно: идет в мастерскую, в студию, в кабинет, в поле, в лес, и маленькими шажками делает там искусство. Потому что, как учил своих детей Джордж Вудман: it’s got to be done.

Февраль, 2025

Света Каверина, автопортрет